ОРУЖЕЙНИК

Книга  вторая

Бой без правил

Глава  20

— Ты жива только благодаря словам этого вояки!

Владимир Фомин отвернулся от Лизы и ткнул пальцем в сторону Лешего. Даже за этот тон, не говоря уже о взглядах, которыми Фома словно кнутом полосовал мою подругу, мне захотелось вцепиться ему в глотку. И будь что будет, хоть прикладом в затылок, хоть пуля меж лопаток.

— Пальцем показывать некультурно, — мой пыл остудил донельзя спокойный, уравновешенный голос Лешего. — Глядите мне... Обижусь.

В отношении бандитов и их хозяев Загребельный вел себя вызывающе дерзко. Во-первых, он их ничуть не боялся. Во-вторых, презирал. И, в-третьих, в отличие от меня, у Андрюхи имелась не безосновательная уверенность, что все его выходки останутся безнаказанными. И все это потому, что именно Леший теперь стал единственным наследником тайны покойного Зураба. Правда атаман посвятил его в этот секрет не совсем... или вернее будет сказать совсем не по своей воле. Но кто же сейчас станет вспоминать о таких мелочах?

Взгляды старосты Рынка и подполковника ФСБ встретились. Они принялись молча буравить друг друга глазами. Так продолжалось секунду, две, пять, десять... Ни один из противников не желал сдаваться и первым прекращать эту дуэль.

— Может уже хватит понты колотить? — Нестеров решил направить разговор в конструктивное русло. — Давайте лучше подойдем к вопросу по-деловому, с выгодой для обеих сторон. — Тут милиционер прищурился, ехидно ухмыльнулся и добавил: — Да, и еще Фома... Ты не строй тут из себя возмущенного интеллигента. Кто есть кто это мы тоже разбираемся.

Произнося это, Анатолий указал взглядом на левое запястье базарного босса. Я поглядел туда же и обнаружил, что из-под браслета дорогих часов высовывает голову небольшой черный кот. Татуировка была старая, скорее всего, сделанная еще иглой. Наверняка этот рисунок что-то да означал. По крайней мере, Фомин втянул запястье под манжет куртки, а затем раздраженно хмыкнул:

— Грамотный ты мент, как я погляжу.

Два этих человека прекрасно поняли друг друга. А что касается всех остальных... А всем остальным хватило уже того, что Нестеров сбил спесь с хозяина дома, дал понять, что мы ничуть не глупее его. С нами не стоит конфликтовать, с нами надо разговаривать и находить компромисс.

О том как договариваться и о чем, Фомин, скорее всего, и задумался. Он откинулся на спинку кресла и на мгновение его взгляд расфокусировался. Что он там шифровал, неизвестно, но, по крайней мере, перестал орать и запугивать. Не знаю как других, а меня за четверть часа нашего «милого» разговора от этого дела уже прямо таки колотило. Желание отомстить за Лизу, чувство гадливости от общения со всей этой швалью, ярость от собственного бессилия, весь этот коктейль Молотова был готов полыхнуть в любой момент.

Переговоры, если это конечно можно было назвать переговорами, проходили в апартаментах Зураба. Понятное дело из подвала непрошенных гостей не выпускали. В случае чего, в смысле если не договоримся, мы тут и останемся. Укромное звуконепроницаемое местечко. Никого из посторонних. Так что версию всего произошедшего можно будет сочинить любую. К примеру, вконец обуревший Ветров надумал пошуровать в закромах Рынка. Получил отказ у Надеждина, вот и пошел на разбой, по безысходности. Но не тут-то было! На Рынке пацаны тоже не лыком шиты. Вмиг уделали гада.

Перспектива, прямо сказать, не радужная. Хотя сейчас мне на себя было наплевать. На себя да, но вот Лиза... Как быть с ней? Как спасти? Как вытянуть из этого гнусного места, где она и без того столько натерпелась? Словно ища ответ на этот вопрос, я стал украдкой оглядываться по сторонам. Раньше мне как-то не доводилось бывать в бандитской малине, но сразу чувствовалось, что это именно она. Желание жить красиво и богато здесь выпячивалось, ставилось превыше всего, даже удобства и целесообразности. Этакая шоколадка, намазанная вареньем и присыпанная сахаром. Правда меня неотступно преследовало ощущение, что этот сладкий бутерброд уже чуток подкис.

Стены во всех комнатах были оклеены основательно затертыми бумажными обоями с золотым тисненым орнаментом. Везде висели пожелтевшие от табачного дыма ковры и мятые плакаты с изображениями обнаженных девиц в соблазнительных позах. Ощущение дешевого борделя дополняли вазоны с искусственными фикусами и обилие всяких статуэток вазочек и графинов, по большей части металлических. Чаще всего вазочки были забиты окурками, а графины вымазаны потеками от вина или самопальной бормотухи. Мебель, которую сюда притащили бандиты, была не новая, но дорогая, с завитушками и инкрустацией. Мне даже показалось, что ее позаимствовали из какого-то музея.

Когда нас волокли мимо одной из комнат, я заметил огромную кровать с балдахином. Надо же, с балдахином! Возможно такой находке стоило улыбнуться, но это желание тут же исчезло, когда я заметил как при взгляде на скомканные простыни затряслась Лиза. Этот гнев, эта боль моментально передались мне, и пальцы на руках скрючились, словно я готовился вцепиться в чью-то глотку. Мне и вправду хотелось кого-то убить. Да почему кого-то? Всех! Всех этих уродов. А затем весь этот гнусный вертеп облить бензином и сжечь. Чтобы и памяти не осталось.

Но я переборол себя, заставил следить за переговорами и даже время от времени вставлять кое-какие замечания.

— Подполковник, ты уверен, что сможешь разминировать бункер? — голос Фомина вернул меня к реальности.

Услышав этот вопрос, Загребельный широко улыбнулся:

— Ну, если его этот ваш гребанный минер, солдат срочной службы запечатал, то я старший офицер, получивший серьезную подготовку в минно-подрывном деле, уж как-нибудь распечатаю. К тому же Зураб оказался компанейским парнем и о многом мне рассказал.

— Зураб не сам мины ставил. Он только помогал, — вмешался в разговор офицер с отчеством Петрович. — А Шлыков был отличным минером.

— Что ж не уберегли этого самого Шлыкова? — поинтересовался Нестеров. Сделал он это как бы между прочим, лишь на мгновение оторвавшись от стирания крови с разбитого лица. За неимением салфетки или носового платка, делал он это просто ладонью, которую затем вытирал о штанину.

— А это не твоего ума дело, — огрызнулся Петрович.

По интонациям, прозвучавшим в его голосе, стало понятно, что со Шлыковым офицера многое связывало. Возможно они были приятелями или даже друзьями.

— Все равно... — Леший ответил словно перепалки милиционера с бандитом и не было. — По словам вашего Зураба, там на подходах к бункеру два десятка ОЗМок стоит, сюрприз на двери, паутина в главном коридоре. А даже если Зураб чего и запамятовал, то не беда. Ничего особенного они там изобрести не могли. Не было у них на это ни времени, ни возможности, а главное ни к чему такие сложности. Чтобы угробить мародеров и этих приспособух вполне хватит.

— В принципе логично рассуждаешь, — согласился Фомин. Затем он с досадой сплюнул на пол. — Нет, ну что за фигня получилась! Какого хера вы сюда приперлись? Все же нормально было! А теперь придется в бункере караул держать, чтобы никакая падла туда не сунулась.

— Я ведь могу мины и не снимать, — предложил Леший.

— Тогда, мил человек, ты с нами останешься, — осклабился Петрович. — Снимешь, когда будет пора.

— Уже пора, — прошипел я. — Забирайтесь к себе под землю, суки, и сидите там как крысы. Посмотрим, надолго ли вас хватит.

Это было явное оскорбление, вызов, но бандиты на удивление не рассвирепели. Наоборот, они выслушали мои слова с интересом, как будто только их и ждали. Фомин поглядел на Петровича, тот обвел взглядом всех присутствующих, задержав его только один раз на скованных браслетами руках Нестерова, а затем не очень уверенно, но все же кивнул. Судя по всему, вся эта пантомима являлась продолжением какого-то более раннего разговора. Иначе как объяснить, что Фома все понял?

— А ну, братва, давайте все отсюда, — хозяин Рынка обратился к толпе отморозков, которые со взведенными автоматами стояли за нашими спинами.

— Владимир Павлович, вы чего? — заупрямился один из охранников, здоровенный детина лет так тридцати от роду. — Их же четверо! А вас двое. Они же вас...

— Валите, я сказал! — Фомин не дал своему человеку договорить.

— Ну как знаете, — здоровяк повесил автомат на плече и первым поплелся к выходу. — Пошли, мужики. Раз старшой требует...

Дождавшись пока резная филенчатая дверь за их спинами закроется, Фома, которого, как выяснилось, величали Владимиром Павловичем, обратился именно ко мне:

— Давай, полковник, рассказывай...

— О чем? — у меня не было особого желания разговаривать с людьми, которые издевались над Лизой.

— О том, что за пургу ты нес в кабинете у Надеждина.

Я промолчал и даже отвернулся от Фомина. Цирк-зоопарк, какого черта я должен выслушивать все эти гнилые наезды? Фома вновь стерпел и даже снизошел до объяснения:

— Я таких совестливых как ты, полковник, вдоволь навидался.

— В каком смысле совестливых?

— А в таком... Пронюхают что-нибудь важное и маются потом как неприкаянные. Все решают, самим воспользоваться или еще кому рассказать. Самому вроде как сподручней, но и сотоварищей жалко. Воспитывали нас так: один за всех и все за одного.

— Что-то на тебе это воспитание особо не отразилось, — деловито заметил Нестеров.

— И слава богу. Благодаря этому в нищете не жил и спину за копейки не гнул.

— Короче, чего тебе от нас надо? — Загребельный положил конец словоблудию.

— Правду.

— Какую правду?

— Ту, которую он знает, — Фомин кивнул в мою сторону. — А может, вы все ее знаете?

— Без правды у нас разговор не получится, — подтвердил слова своего шефа Петрович.

Пришла наша с Лешим очередь переглядываться. В моем взгляде явно угадывалось что-то очень и очень нехорошее. Наверное, именно поэтому подполковник ФСБ, поспешил отрицательно покачать головой. Он понимал мое состояние и тем самым давал знак, предостерегал от необдуманных поступков. Танкисту Ветрову не оставалось ничего, как угрюмо опустить глаза. Всю инициативу он отдавал в руки приятелю.

— Спрашивайте, — Леший уставился в глаза Фомы.

— Почему вы пытались выгнать людей из Подольска?

— Им здесь не выжить. Никому не выжить. Скоро здесь будет полно кентавров. И бункер ваш не спасет.

— Не скажи... — Петрович замотал головой не соглашаясь. — Бункер хороший. Три уровня. Старый КП командующего округом. — Бывший защитник Отечества и народа как-то сразу забыл об этом самом народе и сосредоточился лишь на сохранении своей драгоценной шкуры.

— Кентавры это лишь часть проблемы. Причем ее меньшая часть. Основная угроза совсем не в них. Меняется сама планета. Через несколько лет на поверхности станет невозможно жить.

— А под землей? — Петрович цепко держался за идею с бункером. — Мы его для чего-то такого и готовили.

— Изменения, о которых я говорю, они ведь не на месяц и не на год, они навсегда. Так что с бункером вы, ребята, прокололись.

Андрюха говорил, а я с удовольствием наблюдал, как сереют лица Фомы и его подручного. Ну, хоть какая-то, пусть малая и ничтожная, но все же месть.

— Подполковник, ты думаешь если в бега кинемся, то это сможет помочь? — в разговор вновь вернулся Фомин.

— Помочь это вряд ли, зато даст отсрочку.

— Большую или меньшую, чем та, что мы получим, укрывшись под землей?

— Почем мне знать? — Загребельный пожал плечами. — Но эта отсрочка будет для всех кто живет в Подольске.

— Да ложил я на всех! — вырвалось у хозяина Рынка.

Это раздраженное, полное высокомерия и пренебрежения восклицание заставило нашу команду угрюмо притихнуть. Разговор длился уже достаточно долго и все мы, даже Лиза, стали... Как бы это вернее выразиться? Привыкать друг к другу, что ли. Может это и называлось Стокгольмским синдромом, а может просто усталостью. Как бы там ни было, но острые углы понемногу начинали сглаживаться, белое казалось не таким уж белым, а черное черным. Однако этим своим «Да ложил я...» Владимир Фомин вновь отчетливо напомнил кто есть кто.

— Имеется еще один вариант, — в наступившей тишине слова Загребельного прозвучали так, словно он вдруг принял глубокую жизненную правду, заложенную в изречении бывшего уголовника.

— Ну? — Фомин медленно перевел взгляд на Лешего.

— Ты можешь пойти с нами.

От слов Лешего я едва не задохнулся. Сладковатый, наполненный вонью перегара и табака воздух стал у меня поперек глотки, и его было не вдохнуть, не выдохнуть. На какое-то мгновение я даже позабыл о своем гневе, обо всем том, что случилось с Лизой. Цирк-зоопарк, да что же это Андрюха творит?

Что творит, я, конечно же, понимал. Загребельный спасал нашу экспедицию. Рынок бесспорно был самым зажиточным из Домов Подольска. А если сюда добавить и сокровища награбленные бандой Зураба, то вообще по своим возможностям нагонял Надеждинскую администрацию. У меня даже не возникало сомнений, что здесь можно было раздобыть и драгоценное дизтопливо, и запчасти, и продовольствие, и снаряжение. Только вот одна тонкость: по большей части все это будет грязное, замаранное слезами, а может и кровью ни в чем не повинных людей. Готовы мы пойти на такое? Леший был готов. Результат любой ценой — именно этот железный принцип был накрепко вбит в голову старого чекиста.

— Куда с вами? — Фомина предложение Загребельного явно заинтриговало.

— В Белоруссию, на Проклятые земли.

— Куда?! — оба представителя криминала выдохнули одновременно.

— На Проклятые земли, — подполковник повторил абсолютно спокойно.

— Это что, такой фильдеперсовый способ самоубийства? — первым нашелся Петрович.

— Это шанс жить долго и счастливо.

— Та-а-акс... — протянул Фома. — Все-таки мы чего-то не знаем. — Произнося эти слова, хозяин Рынка буравил Загребельного требовательным взглядом.

— Не знаете, — подтвердил Леший.

— Тогда просвети.

— В Белоруссии остались корабли ханхов. Это гарантия жизни для каждого, кто до них доберется. Это наш Ноев ковчег.

— Что за бред такой? — выдохнул Петрович.

— Да погоди ты! — на удивление Фомин отнесся к информации серьезно. — Откуда знаешь про корабли?

— Источник надежный — живой очевидец.

Андрюха говорил очень уверенно. Мне даже стало казаться, что этот план он придумал уже давно, и сейчас лишь воплощает его в жизнь. Собственное отношение к этой задумке я, само собой, еще не сложил, но похоже оно уже никого не интересовало. Теперь следовало идти вперед, только вперед. Это понимал не только я. Нестеров, для которого боевые платформы ханхов всегда были только лишь бредовыми слухами, сейчас с умным видом кивал в тон каждому слову Загребельного. Лиза просто молчала. Но в этой ситуации ее молчание можно было расценивать как полную поддержку. Хотя, конечно же, мыслями моя подруга сейчас была далеко.

Первая же попытка представить о чем думает девушка, вызвала у меня в мозгу настоящий взрыв. Господи, Пашка! Все, что произошло сегодня, это было из-за него, ради него. Так неужели мы остановимся на полпути и дадим мальчишке умереть?!

— Фомин! — я сделал шаг вперед. — Нам нужно лекарство.

— Какое еще лекарство? — бывший банкир не сразу переключился на новую тему.

— Нам нужен маннитол. Это именно за ним мы сюда пришли.

— Интересный получился поход, — вставил свои пять копеек Петрович.

— Срочно нужен манитол! — я взревел будто дикий зверь. — Прикажи кому-нибудь из шестерок Зураба его найти!

Очевидно по мне было видно, что дело серьезное, и Фома не стал упорствовать, тем более из-за такой мелочи. Он пожал плечами, а затем кивнул в сторону двери:

— Петрович, а ну поставь задачу. Пусть пацаны там пошуруют в аптеке.

Как только дверь за подручным Зураба закрылась, староста Рынка быстро спросил:

— Сколько?

— Что сколько? — не понял Леший.

— Сколько человек я смогу взять с собой?

— Вообще-то мы предлагали место только лишь тебе, — Загребельный сразу посуровел.

— Я же не дурак ехать с вами в одиночку. За пределами поселка моя жизнь не будет стоить и ломаного гроша. Может, вы меня прямо за воротами пристрелите.

— Мразь ты все-таки, — процедил сквозь зубы Нестеров. — И думаешь, что все вокруг точно такие же.

— Сколько? — Фомин даже не поглядел на милиционера.

— Сможешь взять еще двоих, — пошел на уступки Леший.

— Мало. БТР ведь на десятерых рассчитан.

— Фома, я хочу, чтобы ты уяснил, — Нестеров вышел вперед. — Возьми ты с собой хоть дюжину, в случае чего тебя это все равно не спасет. — Милиционер протянул вперед скованные наручниками руки и без всяких видимых усилий разорвал цепь.

Демонстрация произвела впечатление. Фомин насупился и втянул голову в плечи.

— За жизнь свою не беспокойся. Бери тех, от кого будет польза, — подбодрил его Леший.

— Петровича по-любому взять придется, он ведь в курсе... — Фомин сдался.

— Кто третий?

— Есть тут у меня один «Кулибин».

— Умнеешь на глазах, — сделав комплимент, майор милиции подошел к пустующему стулу и устало на него опустился. — Фух! — Выдохнул он с облегчением, а затем глянул на нас с Андрюхой. — А вы чего стоите? Присаживайтесь, в ногах правды нет. — Милиционер предлагал нам расстаться с унизительной ролью пленных.

Около большого овального стола, на котором был составлен колоритный натюрморт из карточного пасьянса, немытых стаканов, недопитой бутылки портвейна и пепельницы, полной окурков, стояли мягкие стулья. Все одинаковые и целые. Редкостное по нынешним временам явление.

Поддерживая почин Анатолия, мы опустились на замусоленные бархатные сидушки. Лизу я усадил рядом. Сделать это пришлось чуть ли не силой. Теперь моя подруга была как на иголках. Стыд и боль в душе девушки захлестнуло беспокойство... Да какое там беспокойство! Настоящая паника, дикий страх за брата. Мне пришлось буквально удерживать ее за руку и как можно уверенней повторять: «Все будет хорошо. Сейчас они найдут лекарство».

Именно за этим занятием нас и застал вернувшийся Петрович. Обнаружив, что все пленники с комфортом расселись, он все понял.

— Договорились, значит... — буркнул офицер себе под нос.

— Ты тоже пойдешь, если конечно захочешь, — успокоил его Фома.

— Маннитол этот ваш уже ищут, — мне показалось, что в голосе Петровича послышалось облегчение. — Аптекаря вы очень некстати кокнули. Но ничего, я уже поставил двух самых смышленых ребят.

— С лекарством вроде решили, — Фомин развел руками, тем самым подтверждая, что он сделал все возможное.

— Спасибо, — поблагодарил Леший. — Но это еще не все.

— Я и не надеялся что все, — хозяин Рынка саркастично улыбнулся и стал шарить по карманам. — Черт, записную книжку, кажется, оставил. Уж больно спешил с вами познакомиться. — Прекратив попытки обнаружить блокнот, он обратился к Петровичу: — Эй, Санек, на чем тут у вас записать можно? В смысле бумага нужна.

— Бумагу сейчас отыщем, — с этими словами подручный Зураба подошел к Загребельному и уже достаточно миролюбиво попросил: — Подвинься чуток, подполковник.

Леший отодвинул стул, освобождая проход к невысокому то ли серванту, то ли комоду, не разбираюсь я в этих тонкостях. Петрович присел на корточки и распахнул нижние дверцы. Насколько я мог видеть, внутри действительно валялись какие-то бумаги. Это были не то формуляры, не то отчеты, не то какая-то техническая документация. По прямому назначению ее, естественно, не использовали. Сейчас вся эта макулатура превратилась в толстые пачки салфеток, от которых по мере надобности отрывали листок за листком.

Вытянув одну из подшивок, Петрович грохнул ее на стол и как можно аккуратней стал вырывать верхний листок. Вроде ничего особенного, вроде обычная заурядная процедура. Однако мельком глянув на Лешего, я вдруг заметил, как тот напрягся. Причинна конечно же крылась не в Петровиче, тот ничего особо предосудительно не делал. Причина явно была в бумагах. Сообразив это, я вытянул шею, чтобы поглядеть на них.

Мой интерес не остался незамеченным. Петрович сразу среагировал. Он весь переменился в лице и быстро, словно школьник, уличенный со шпаргалкой, схватил подшивку в руки. Но я все же заметил. Это действительно были чертежи. В уголке каждого листа красовалась черно-белая эмблема: овал, в центр которого было вписано схематическое изображение земного шара. Перечеркивал эту основу зигзаг небольшой молнии.

Цирк-зоопарк, знакомый рисунок! Где же я его... Ответ был уже где-то совсем близко, но мне так и не удалось до него добраться. Помешал Леший. Не вставая со стула, он зарядил Петровичу локтем в живот. Здоровьем Андрюху бог не обидел, поэтому не удивительно, что бандит ойкнул и сложился пополам. Дальше все следовало по заученной, отработанной до автоматизма схеме. Загребельный вскочил и рубанул Петровича ладонью по затылку. Этого оказалось вполне достаточно. Офицер уж не знаю каких войск ничком повалился на пол.

— Э... ты чего? — Фомин протянул руку к своему автомату.

— Даже и не думай, — предупредил Нестеров, по-прежнему оставаясь на своем месте.

— Мы же договорились... — руководитель Рынка внял совету милиционера.

— Это что такое? — подполковник ФСБ поднял с пола толстую подшивку и, подойдя к Фоме, сунул ее ему под нос. — Где взяли?

Фомин перевел взгляд на помятые растрепанные страницы и в глазах его начало просыпаться понимание.

— Вот значит в чем дело, — наконец выдавил он из себя. — Откуда знаете?

— Своими глазами видели.

— Я был вором, а не мокрушником, — глухо произнес Фома.

— Видать все в этой жизни меняется, — парировал Леший. — А это даже не мокруха была, это садизм, зверство настоящее. Там же женщины и дети были!

В этот момент мне показалось, что Леший вот-вот разорвет Фому на куски. Отчаянно желая поучаствовать в этой процедуре, я стал подниматься со стула.

— Я не приказывал мочить колонну, — Фомин не прореагировал на нависшую над ним угрозу. Он продолжал сидеть в кресле, уткнув в пол неподвижный тяжелый взгляд.

— Сейчас можно говорить что угодно.

— Я не приказывал мочить колонну! — тупая обреченность в голосе хозяина Рынка заставила нас с Андрюхой остановиться.

— Кто же тогда?

— Зураб, падла, проявил инициативу.

— Не верится что-то, чтобы без тебя дело обошлось, — к допросу подключилась наша доблестная милиция.

— Петрович очухается, можете у него спросить.

— Вроде оживает, — я наклонился и забрал у бандита автомат. — Что-то ты, Андрей Кириллович, его слабо приложил.

Петрович ничком лежал на полу. Горе-воин постанывал и потихоньку начинал шевелиться. До момента, когда он сможет соображать и членораздельно излагать свои мысли, должно было пройти еще как минимум минут десять. Чтобы ускорить этот процесс, я зацепил его за шиворот и усадил в углу, аккурат между стеной и боковиной все того же комода с документами. Не знаю, может, делал я все это зря. Правду сейчас все равно не узнаешь. Кто ж ее родимую скажет, когда всем хочется выглядеть белыми и пушистыми?

— Мы нужны друг другу, — Владимир Фомин подошел к проблеме с практической точки зрения.

— Ты думаешь, мы будем спасать убийцу женщин и детей? — я скривился от гадливости.

— Для начала, чтобы спасти хотя бы самих себя, следует выбраться из «Центрального». — Фома говорил без тени эмоций. Просто какой-то автомат, перечисляющий факты. — А даже если и выберетесь... Надеждин приказал вашу колымагу не обслуживать. Все сделки теперь только на коммерческой основе: услуги, топливо, продовольствие в обмен на оружие и боеприпасы. И главное... — Фомин сделал паузу. — Я не убийца.

— Он правду говорит, — эхом от слов Фомы стал тихий голос, который донесся со стороны комода.

Все обернулись и поглядели на говорившего. Петрович очухался гораздо раньше, чем я предполагал. Теперь он сидел на полу, обхватил голову руками.

— Говори уж, раз начал, — разрешил Леший.

— Зурабу какой-то урка настучал, что грузовики из Москвы пойдут. — Петрович опустил руки и оперся затылком о стену. Глядел он в пустоту перед собой. — Они какому-то КБ или институту принадлежали, тому, что космосом занимался. Везти должны были новую систему жизнеобеспечения. Ее вроде как для межпланетного корабля разработали, того, что на Марс должен был лететь. Зурабу сказали, что это чудо прямо какое-то. Чистый воздух из пустоты делает, согревает, кормит и поит. Сами понимаете, кто ж сейчас от такого сокровища откажется, а Зураб тем более.

— Дальше, — потребовал Леший.

— Оказалось, что институтские грузовики идут не сами, а в колоне со штатскими, — на этом месте Петрович замолк.

— Как же у тебя, сука, рука поднялась?! — проскрежетал я.

— Я эту колонну до конца жизни помнить буду, — прошептал бывший офицер. — Покрестили меня на ней.

— Как покрестили? — за все время нашего разговора Лиза первый раз подала голос.

— Очень просто. Как всегда крестят. Кровью. Я на пулемете был и стрелять отказался. А мне сунули ствол в затылок и сказали либо нажмешь, либо тут и останешься. И не шутили, между прочим. Коля Шлыков уж на что ценный специалист был, но и его не пощадили.

— Шлыков? Минер что ли? — вырвалось у меня.

— И после всего этого ты с ними так и остался? — брезгливо скривился Нестеров.

— А куда мне? Идти-то некуда.

— В другой поселок, например.

— В другой? — у Петровича на лице появились первые признаки эмоций, и выглядели они как горестная улыбка. — Зураб гнида злопамятная. Просто так не отпустил бы. Обязательно бы местным настучал о «подвиге» моем «героическом».

— Был Зураб, да весь вышел, — с нездоровым нервным смешком напомнила Лиза.

— Я так понимаю, другие поселки тоже... были, да все вышли, ну или выйдут в самом скором времени, — офицер то ли отвечал девушке, то ли размышлял вслух. — Так что идти мне по-прежнему некуда.

— Со мной пойдешь? — повторил свое предложение Фома.

— С тобой можно и пойти, — кивнул Петрович. — Ты лис хитрый. Выгоду свою за версту чуешь. Это все знают.

Фомин не ответил, а лишь криво усмехнулся. Сперва мне показалось, что ему польстила похвала сотоварища, однако потом я понял, ухмыляется он, чтобы хоть как-то скрыть собственную неуверенность, можно даже сказать растерянность. Ведь сейчас Фома положился только на это самое чутье, не подкрепленное ни фактами, ни доказательствами.

— Так вы значит космическую систему тут приспособили, — Нестеров в отличие от меня не тратил время на физиономический анализ. Его интересовали более конкретные вещи. — Теперь понятно, почему свет жжете не жалея.

— Движок у них в подсобке молотит, отсюда и свет, — разочаровал милиционера Загребельный. — Я тут уже все осмотрел.

— Значит, в другом месте поставили, — мигом нашелся Анатолий. — Фома, небось у тебя в апартаментах?

Услышав вопрос Нестерова, хозяин Рынка сразу пришел в норму:

— Не нашел Зураб никакой системы.

— Как не нашел? — Леший с подозрением прищурился. — Мы грузовики видели. Пустые они.

— Там что-то другое было. Мы так разобраться и не смогли. Похоже генератор какой-то или ускоритель разобранный.

— Ускоритель? — клокотавший во мне гнев, понемногу стал отпускать. Я начал мыслить и даже вернул себе способность удивляться: — Зачем надо было везти ускоритель? На кой он теперь нужен?

В ответ Фомин только пожал плечами, а Петрович вздохнул... нет, скорее простонал:

— Только людей зря перебили. Вот блядство какое!

После его слов наступила тишина. Каждому из участников разговора было о чем подумать. Лично меня зацепила доля Петровича. Я такие истории уже слышал. Кровью крестили в основном в Чечне. Потом брали за человечка выкуп, да только он так на веревочке и оставался. А, впрочем, какой там веревочке? На корабельной цепи. Делай с ним потом что хош. Тут мне подумалось, что Петрович уж очень легко согласился на смертельно опасное турне по Проклятым землям. Сказал, что верит Фоме. Отчасти так оно и есть, но только отчасти. Наверняка есть и оборотная сторона медали. Теперь мы все знаем правду, и ему больше не надо притворяться и трястись от страха. С нами он тот, кто он есть, с нами он может попытаться начать жизнь сызнова.

Только я пришел к этому выводу, как заскрипела входная дверь. Стучаться у бандитов, похоже, было не принято. На пороге показался бородатый мужик. В руках он держал два герметично закрытых медицинских флакона, каждый миллилитров по двести.

— Нашли? — Фома не дал посыльному и рта раскрыть.

— Вот, — мужик протянул вперед обе бутылки, а сам как-то растерянно стал коситься на развалившегося на полу Петровича.

— Я возьму!

Лиза сорвалась с места. Подскочив к бородачу, она буквально выхватила раствор у него из рук. Бесценное сокровище наконец оказалось у девушки, но только вот что с ним делать дальше? Как вырваться отсюда?

— Выпустите меня! — в отчаянии закричала она. — Моему брату плохо, очень плохо!

— Фома, дай Лизе уйти, — я требовал, а не просил.

— А она будет держать язык за зубами?

— Не сомневайся, — я повернулся к своей подруге. — Лизонька, родная, я понимаю, тебе сейчас очень тяжело, но... Никому ни слова! Ни о чем. Ты поняла?

— Да, конечно, я все поняла. Никому и ничего. Только, пожалуйста, скорее! ― бедная девушка была готова обещать что угодно и кому угодно, только бы ей поскорее разрешили бежать к брату.

— Возьми Зотова и проводите ее до больницы. Следите, чтобы не болтала, — приказал Фома своему человеку.

— Сделаем, — кивнул бородач. — Только она в таком виде... Люди будут оборачиваться.

— Где твоя одежда?

Вопрос был адресован Лизе, но ответил на него Загребельный.

— Куртка и ботинки где-то валяются, остальное Зураб порвал, — Андрюха не выдержал и в сердцах прошипел: — Тварь похотливая!

От этих слов Фомин поморщился, как будто они были адресованы именно ему.

— Давно надо было оскопить эту обезьяну. Проблем бы поубавилось.

Шутка начальника понравилась бородачу, и он довольно осклабился:

— Его уже того... малость укоротили. Только с другого конца.

Фомин зыркнул на не к месту развеселившегося бандита, и тот мигом потух.

— Значит так... Кто там у нас самый мелкий? Чиж, что ли? Пусть отдаст ей свои шмотки. А будет пузыриться...

— Не-е-е... Чиж не будет, — заверил шефа бандит.

— Вот и ладно, — Фома кивнул. — Тогда давайте, валите.

Бородач приоткрыл дверь, пропустил вперед Лизу и уже хотел выйти сам, да вдруг что-то вспомнил.

— Фома, там это... сверху передать просили. Вон его ищут, — бандит кивнул в мою сторону.

— Кто ищет? Надеждин? — староста Рынка напрягся.

— Не-е-е, — посыльный замотал головой. — Дед какой-то.

— Дед? — Фомин приподнял брови.

— Притопал снаружи, из города. Постучал в наши ворота. Седой, лохматый, борода раза в три больше моей. А главное, прикидываешь, из одежды у него только рубашка, портки на лямках да сандалии на босу ногу.

Услышав это описание, мы все переглянулись. Безумно хотелось поверить в чудо, но только разве оно бывает?

Выходит, бывает! Я понял это, когда бандит припомнил еще одну деталь:

— Говорит, что его зовут... — бандит наморщил лоб. — Серебровский, что ли?

— Серебровский? — Фома покосился на меня. — Это что значит?

— Это значит... — в первый раз за последние четыре или пять часов я позволил себе улыбку. — Это значит, что твой «Кулибин» только что пролетел мимо места в нашей компании.

Уважаемые читатели, здесь вы можете ознакомиться с черновой версией романа, которая подгружалась на сайт в процессе его написания. Окончательный издательский текст можно скачать в форматах FB2, TXT, PDF по весьма скромной цене.