ОРУЖЕЙНИК

Книга  четвертая

Приговор судьи

Глава  1

Надежно уцепившись за станок крупнокалиберного «Утеса», я сидел у распахнутой вертолетной двери и наблюдал как далеко внизу проплывает черная выжженная равнина. Вертушка шла на высоте тысячи метров, поэтому особых деталей разглядеть не удавалось. Хотя, скорее всего, их там попросту не было. Какие, к дьяволу, детали могут уцелеть в тех местах, где хорошенько «погуляли» неистовые волны высокотемпературной плазмы?

Сейчас на Земле полным-полно всяких странных, непонятных мест, и я даже себе представить не могу, что именно там произошло, что изменило их, превратив в настоящие зоны смерти, ловушки для каждого, неважно зверя или человека, оказавшегося в тех краях. Однако все это не относилось к тому месту на севере Калужской области, над которым сейчас мчался наш старенький Ми-8. О произошедших здесь событиях я, полковник бронетанковых войск Максим Григорьевич Ветров, знал совсем не понаслышке.

Пирамиды ханхов появились здесь спустя месяц после первого контакта человечества с пришельцами.

................................................................

Моя четвертая отдельная Кантемировская бригада как всегда оказалась на острие атаки. При поддержке авиации мы должны были нанести удар на участке Ильинское-Пирогово и вывести из строя одну из крупнейших пирамид, уничтожить инфраструктуру, которую по данным разведки пришельцы начали возводить в этом районе. Вот таким был приказ, но как любили говаривать тогда: генштаб предполагает, а ханх располагает. Именно так все и вышло.

Еще до выхода на позицию нас атаковали модули охраны. Эти относительно небольшие, размером где-то с легковушку, автоматические дисколеты сыпали убийственными тепловыми лучами, от которых на броне вспыхивала краска, взрывались топливные баки и боекомплекты. А о том, что происходило с людьми, лучше даже не вспоминать.

Но как не опасны, как не смертоносны были эти машины, с ними все же имелась возможность совладать. В каждом танке имелось по зенитному «Корду» и по «Игле». Кроме того нас прикрывал бригадный зенитный ракетно-артиллерийский дивизион. Шесть «Тунгусок» это все-таки немалая сила. Одним словом, мы кое-как продержались до прилета истребителей. Потери составили около тридцати машин. Это целый батальон или одна третья всех танков, входящих в бригаду. Однако потери потерями, а приказ никто не отменял. Поэтому мы двинулись в атаку.

Форсировав небольшую речушку со смешным названием Лужа, мы оказались перед жутким буреломом, в который превратился лежащий за ней лесной массив. Пройти сквозь него техника не могла, а потому было принято решение разделиться. Главные силы бригады, включая наш последний довод — восемнадцать 152 миллиметровых самоходных гаубиц «Мста-С» с ядерными боеприпасами мощностью по килотонне каждый, двинулись на юг вдоль сто первого шоссе. Мне же с двумя танковыми ротами предстоял обходной маневр с севера.

Наша цель, отливающая светлой бронзой гигантская пирамида ханхов, уже тогда четко проступала на горизонте. Ее бомбили, нещадно осыпали ракетами. Конечно с расстояния в десять километров оценить результативность этих атак не представлялось возможным, а сообщения, приходящие по радио, казались до идиотизма противоречивыми. Из них то следовало, что мы чуть ли не разнесли пирамиду в пух и прах, то что даже ее не поцарапали. Одним словом, обходной маневр моей группы как раз и был вызван этой неразберихой. Комбриг подстраховался, готовил удар с фланга, который будет очень кстати, если все пойдет совсем не так гладко и лобовая атака захлебнется.

Мне и самому не очень нравилось все происходящее, а потому я погнал свою бронегруппу со всей возможной скоростью. Крюк получился длиннее, чем рассчитывалось, и обогнуть лесные завалы я смог только километров через девять около небольшой деревушки Брюхово. Хотя и там тоже рос лес, но просеки и грунтовки оказались вполне проходимыми. Так что всего через каких-то четверть часа мы наконец вырвались на оперативны простор и развернулись в цепь для атаки.

Отсюда пирамида лежала как на ладони. Она находилась к северу от деревни Адуево, и до нее было менее четырех километров. Правда тогда не только одна пирамида явилась нашему взгляду. Было еще кое-что, и эта штука именовалась смертью, которая во всю гуляла и резвилась на окрестных полях.

Передовые машины нашей бригады горели, плавились как воск на огне. Они так и не сумели подобраться к тому, что в донесениях разведки именовалось как инфраструктура ханхов. Похоже, по ним даже не применили оружие. Наши танки просто угодили в запретную зону, в которой действовали какие-то запредельные, не поддающиеся нашему пониманию силы. Скорее всего их вызывали многочисленные голубые сферы, которыми была утыкана вся поверхность вокруг пирамид в радиусе километра. Наши парни попробовали их на прочность, но из этого ничего не вышло. Я не видел уничтоженных объектов, обломков светящегося голубого материала. Зато видел кое-что другое, странное, очень странное. Из дымящихся воронок, оставленных осколочно-фугасными снарядами, бил свет, ярки белый свет. Складывалось впечатление, что в недрах земли закопано огромное сияющее солнце. Наши парни нанесли удар и пробились к нему, правда за этот поступок, за обладание этой тайной им пришлось заплатить самую высокую цену.

Но не только атакующий авангард угодил в переделку. Все остальные подразделения бригады тоже вели бой. Грохотали танковые орудия, резали густой, пропитаны гарью воздух строчки автоматических пушек БМП, а откуда-то из района Марютино метали огненные стрелы системы залпового огня.

Пирамида отвечала огромными голубыми молниями. Они наполняли все пространство вокруг гигантского межзвездного корабля. Они уничтожали абсолютное большинство снарядов и ракет, а между делом, как бы играючи, плавили наши боевые машины, которых становилось все меньше и меньше.

Вот тогда-то я и вступил в бой. С нашего направления пирамида оказалась защищена не так основательно, поэтому неожиданный залп из двадцати стволов получился весьма удачным. На гигантской, отливающей бронзой грани вспухла густая цепочка разрывов. Однако все что смогли 125 милимметровые снаряды танковых орудий, это отвлечь внимание ханхов, заставить их расконцентрировать энергию защитных полей. Хотя и это была маленькая победа. Количество летящих в нашу сторону смертоносных огненных змей сразу резко уменьшилось. Теперь мы могли подойти поближе и бить прицельней. Я прекрасно понимал, что эта победа на копейку, а поэтому стал требовать залпа самоходных артиллерийских установок.

Нанести ядерный удар, да еще по своей территории, для этого надо, как минимум, иметь яйца. Но генералы в своих штабах их, как видно, давно отсидели. Мое требование осталось без ответа. Вместо него поступил приказ обойти пирамиду с тыла. Идиотский приказ. Выполняя его, мы абсолютно ничего не выигрывали, а лишь бездарно тратили драгоценное время. Так и произошло. Только лишь мы развернулись для маневра, как в небе появились пока еще далекие, но быстро приближающиеся темные силуэты.

Боевые платформы шли с запада. Их было много, точно больше десятка. Я уже сталкивался с этими огромными машинами смерти, а потому прекрасно знал: для того чтобы покончить со всей нашей бригадой, вполне хватит и пары таких летучих дредноутов. А тут целая армада!

Передав сигнал тревоги, я стал уводить свою группу. К тому времени у меня оставалось пятнадцать машин. Ни какой возможности сражаться с платформами, конечно же, не имелось. Так что уходить, спасать тех, кто все еще остался в живых — это был единственный разумный выход.

К вечеру того дня я вывел четыре танка к Малоярославцу, месту, где дислоцировались тыловые и ремонтные службы нашей бригады. Кроме нас больше никто туда не вернулся. Две с половиной тысячи человек безвозвратно сгинули, уже в который раз доказав нашу полную неспособность противостоять напасти под названием ханхи.

Это было ясно всем. Как говорится, плетью обуха не перешибешь. Но все же по старинной русской традиции козла отпущения требовалось отыскать, и без приказа покинувший поле боя полковник Ветров на эту роль подходил как нельзя лучше. Именно для этого он и был вызван пред ясны очи генерала армии Терехова в его трехуровневый бункер невдалеке от города. Я прибыл туда вовремя, очень вовремя, ибо через четверть часа после того, как за мной закрылась толстая стальная дверь, жизнь на поверхности перестала существовать.

— Дядя Максим! — громкий мальчишеский голос пробился сквозь рокот двигателей и выдернул меня из сумрака тягостных воспоминаний.

— Чего тебе, Павел? — я повернул голову и поглядел на белобрысого пятнадцатилетнего парнишку в грязной войсковой разгрузке, который высунулся из-за двери пилотской кабины.

— Вас летчик зовет, — прокричал пацан и мотнул головой в сторону пилотской кабины.

С благосклонного разрешения нашего пилота Пашка все время ошивался там и добровольно выполнял роль связного между пилотом и нами пассажирами. Правда с этим делом он не особо напрягался. Вернее вообще не напрягался. За все время полета пацан лишь первый раз осчастливил нас своим присутствием.

— Что там? — я отстегнул прицепленный к страховочному ремню карабин и стал медленно отползать от двери. Что поделаешь, рожденный ползать летать не может, ну или не любит.

— Там туман, — выдохнул мальчишка, и в его голосе отчетливо, очень отчетливо послышался страх.

— Туман? — я наконец поднялся на ноги и глянул сперва на Пашку, а затем, проследив за его взглядом, и на Лизу.

Моя подруга сидела совсем рядом и своими большими карими глазами тоже смотрела на Павла. Как и я, она все еще ничего не понимала, но, словно ощущая какую-то ментальную, генетическую связь с братом, сразу занервничала.

— Тот самый туман, — мальчишка не сводил глаз с сестры. — Как тогда, как дома, как тот, что забрал папу.

От этих слов я вздрогнул. Сразу вспомнилось Одинцово и наша первая встреча с бесстрашными юными разведчиками Лизой и Павлом Орловыми. Тогда они мне и поведали, что пришли из-под Харькова, что с родных мест их согнал странный серый туман, пришедший с юга. Все, кто попадал в него, там и оставались. Не знал я лишь одного, что именно эта беспросветная серая мгла и отняла у ребятишек отца. Все это пронеслось в моей голове с быстротой молнии, а следом будто запоздалый раскат грома пришло недоумение, внутренний протест. Стоп! Где он этот Харьков, и где мы? До Украины километров четыреста будет. Нет, не могла сюда эта дрянь так быстро доползти, никак не могла! Так что перепутал, обознался Пашка.

Об этом своем открытии я и сообщил пацану, а чтобы придать ему уверенности, подбодрить по-отцовски похлопал по плечу. Только мальчишка нихрена не расслабился. Он пристально поглядел мне в глаза и очень серьезно произнес:

— Дядя Максим, его… туман этот долбанный не забудешь и ни с чем не перепутаешь.

Вот теперь пришла моя очередь ежиться как от холода и вопросительно коситься на Лизу. Когда же и та, подтверждая слова брата, кивнула, я пулей кинулся к вызывавшему меня летчику.

Туман и впрямь оказался странный и весьма примечательный. Сквозь стекло пилотской кабины было прекрасно видно густое серое марево, отвесной стеной вздымающееся до самых облаков. Оно напоминало слоеный пирог, только отличие от какого-то там «Наполеона» состояло в том, что слои в нем находились в непрерывном движении. Они текли слева направо, причем все с разной скоростью.

— Вот это цирк-зоопарк… — протянул я подавленный видом серой громады.

— Что делать будем, товарищ полковник? — пилот вертолета Егор Сергеевич Летяев бросил на меня быстрый испытывающий взгляд. — Мне как-то внутрь этой мясорубки соваться не хочется. Во-первых, ветер там, судя по всему, не слабый. Во-вторых, по приборам идти не смогу. Мертвые они у меня все.

— Где мы сейчас?

Сквозь остекление кабины я глянул на землю и попытался там хоть что-то разглядеть. Среди одинокой черной равнины глазу едва ли отыщется за что зацепиться. И все же… Мне показалось, что я вижу, кое-что вижу. Впереди по курсу земля была явно расчерчена на едва различимые квадраты.

— Медынь, — пилот указал рукой на замеченную мной шахматку.

— Граница тумана проходит по юго-западной окраине города, — уточнил человек, занимавший второе кресло в пилотской кабине. Звали его Леший, ну или по простому Андрей Кириллович Загребельный, мой старинный приятель и по совместительству подполковник ФСБ. В кресле второго пилота он расположился вовсе неспроста, так как неожиданно выяснилось, что этот сукин сын и в летном деле кое-что волокет.

— Пашка тебе говорил? — обращаясь к Загребельному, я указал на серую пелену впереди по курсу.

— Говорил, — Андрюха кивнул. — Это я его за тобой послал.

— Давайте что-то решать, — потребовал Летяев. — А то я уже скорость сбросил. Практически на одном месте висим, по дурному керосин жжем.

— Садись, Егор Сергеевич, другого выхода нет, — жестом римского патриция, приказывающего добить раненого гладиатора, я указал вниз.

Чего-то такого Летяев от меня и ожидал, поскольку согласно кивнул и стал переключать какие-то тумблеры на панели управления. Меж этим занятием он отыскал секунду-другую, чтобы глянуть на меня и предупредить:

— Вам, товарищ полковник, лучше сесть и пристегнуться. И всех там сзади предупредите. Сюрпризы могут быть, когда на снижение пойдем. Те же «мотыльки», к примеру, или еще какая гадость.

— Добро, сделаю, — я кивнул, развернулся и шагнул в пассажирский отсек.

Там на меня сразу же уставились пять пар глаз. Нет, пожалуй, четыре, поскольку Анатолий Нестеров только лишь скользнул по мне взглядом и вновь тупо и отрешенно уставился в рифленый настил пола. Он все еще оставался в глубокой морально коме, говорил невпопад, двигался очень неуверенно, глядел потухшими, невидящими глазами. Цирк-зоопарк, прямо не человек, а пришелец из другого мира, который не понимает куда это его занесла нелегкая.

В отличие от Анатолия все остальные пассажиры вертолета прекрасно ориентировались в ситуации, а потому ждали от меня новостей.

— Ну как, Максим Григорьевич? Что решили?

Первым не выдержал седой бородатый старик в круглых, висящих на самом кончике носа очках. Одно стекло в них было треснуто, а к дужкам крепилась замусоленная бельевая резинка, которую младший научный сотрудник Физического Института имени Лебедева привязал на случай всяких форс-мажорных, но почему-то регулярно с нами происходящих ситуаций.

— Мы садимся, Даниил Ипатиевич, — прокричал я громко, чтобы слышали все.

— А потом? — голос подал сидевший рядом с пожилым ученым офицер в полной боевой экипировке, который ласково, словно котенка, поглаживал лежащий на коленях АКС-74 со сдвоенным, перетянутым синей изолентой рожком.

— А потом, Костя, видно будет.

Я попытался пожать плечами, но из-за неожиданного скачка винтокрылой машины этот жест не получился. Больше того я едва не свалился на самую светлую голову нашей экспедиции, которой бесспорно являлся Даниил Ипатиевич Серебрянцев. Этим бы все и закончилось, не поддержи меня сильная рука спецназовца.

— Болтанка начинается, — заметил Костя Соколовский.

— Всем пристегнуться!

В знак благодарности я хлопнул капитана по плечу, кивнул Лизе, мол со мной все в порядке, не волнуйся, и, цепляясь за низкий потолок, поспешил добраться до того места, где сидел Нестеров. Майор милиции не услышал моего приказа, а может услышал, но не понял. Хотя сути дела это совершенно не меняло, суть заключалась в том, что об Анатолии должен был позаботиться именно я. Или не должен? И дело было даже не в том, что очень не хотелось превращаться в няньку для душевно больного, просто я помнил этого человека совершенно другим, сильным и несгибаемым. Он спас меня из плена кентавров, он голыми руками сражался с полудюжиной бандитов, он искромсал десяток огромных чудовищных упырей. Цирк-зоопарк, так какого же хрена сейчас…?

— Майор, пристегнуться! — я упал на сидение рядом с Анатолием, недолго думая схватил его за отворот милицейского бушлата, развернул лицом к себе и прямо в лицо прокричал: — Нестеров, это приказ! Пристегнуться, тебе го-во-рят…

................................................................

За бортом вдруг неожиданно потемнело, резко потемнело, и это сразу привлекло мое внимание. Что за новый цирк-зоопарк такой? Куда ж это мы опять вляпались?

В действительности все оказалось не так страшно. Просто наша вертушка уже заходила на посадку, и поток воздуха от винта поднял целый смерч мелкой черной пыли, которая устилала всю округу. В условиях пониженной гравитации это было очень легко, а вот осадить ее…

Словно прочитав мои мысли, Костя Соколовский отстегнул привязные ремни и метнулся к открытой наружной двери. Капитан задрал ствол «Утеса» и быстро втянул пулемет внутрь пассажирской кабины. После этого спецназовец ловко и сноровисто задвинул дверную панель.

— Спасибо, Костя! — Ипатич благодарно закивал своей седой головой.

— Без проблем, — капитан вернулся на свое место.

— А она герметичная? — Серебрянцев поинтересовался уже у всех присутствующих.

— По крайней мере, пыль точно не пропустит, — обнадежил его капитан. — Я в Средней Азии песчаную бурю внутри такой же вертушки пережидал. Так что в курсе вопроса.

За время этого в принципе короткого разговора вертолет резко снизился. Конечно сквозь иллюминаторы ничего видно не было, но я чувствовал это каким-то внутренним чутьем. И еще я понимал: наш пилот тоже ничего не видит, а значит посадка может оказаться весьма и весьма жесткой.

— Всем держаться! Крепко! — я успел выкрикнуть лишь это, и тут же, буквально тут же последовал удар, хорошенько перетряхнувший все наши внутренности.

Когда гул двигателей уже заметно стих, открылась дверь пилотской кабины, и из нее показался взмыленный Загребельный.

— Фух, ну и посадочка была! — выдохнул он. — А ведь спокойно могли и гробануться, если бы не Сергеич.

— Почему мотыляло так? — я потер ушиблены локоть.

— Не предназначена наша машина для полета в таких условиях, — глубокомысленно протянул подполковник ФСБ.

Только Андрюха это произнес, как из кабины вышел пилот. Видок у Летяева был такой же как и у Лешего: тяжелое дыхание, хмурое лицо, растрепанные, приклеившиеся к потному лбу волосы.

— Черти что, никогда не видел такого… — Сергеич вытер пот манжетом своей летной куртки. — Вдруг словно винт перестал нести, да еще и ветер в добавку. Говорил же это не туман, а ураган прямо какой-то.

— Что не видать урагана, — я повернул голову и поглядел в иллюминатор, за которым медленно и плавно оседали клубы антрацитовой пыли.

— Я же говорю, не предназначена вертушка для таких перипетий, — Загребельный вернулся к своей мысли. — Тут уже все другое: гравитация, плотность воздуха, давление, да и еще бог знает что. — Словно ища поддержки своей гипотезы, Андрюха вопросительно поглядел на Серебрянцева, и тот согласно кивнул.

— Он… — Лиза осеклась, а потом попробовала снова. — Главный предупреждал об этом.

— А мы, дураки, на вертушке поперлись! — мне ничего не оставалось, как раскаяно покачать головой.

— Шли мы нормально, штатно, — не согласился Летяев, — пока не приблизились к этому… — летчик кивнул в сторону пилотской кабины, и сразу стало понятно, что именно в той стороне текли бесконечные реки зловещего серого тумана.

— Главный сказал, что переход будет походить на «зеркало», — задумчиво протянул Леший.

— ЭТО не похоже на «зеркало», — авторитетно заявил я.

— Тот-то и оно что не похоже, — Андрюха тяжело вздохнул.

— Значит надо исследовать это новое явление, — нашелся младший научный сотрудник Физического института имени Лебедева.

— Дорогой Даниил Ипатиевич, — Леший очень невесело улыбнулся. — Вон они могут вам рассказать, что случалось с такими вот исследователями. — Андрюха указал на угрюмых и насупленных брата и сестру Орловых.

После слов чекиста в пассажирском отсеке вертолета повисла напряженная гнетущая тишина. Каждый понимал, что ситуация патовая. Стена этого странного тумана становилась между нами и главной целью экспедиции — белорусским городом Могилев. И с этой преградой ничего не поделаешь, не развеешь, не обойдешь. Хотя, собственно говоря, почему не обойдешь? На этот вопрос, который я и поспешил озвучить, ответил Егор Летяев:

— Топлива у нас с гулькин нос, едва-едва до Белоруссии хватит. А если мы еще и кружить станем… — Летяев махнул рукой, отгоняя эту безумную мысль. — Тогда вообще можем оказаться с пустыми баками, да еще и в стороне от маршрута.

— Согласен, — подписался под словами пилота Леший. — Этому туману конца и края не видно. Попытаемся его обойти, и не в Белоруссии окажемся, а в Латвии, а то и в Эстонии.

Упоминание о Латвии всколыхнуло в моей памяти воспоминание о Крайчике, Нине, Горобце, Ковалеве и даже о гребанном придурке Кальцеве. Все они ушли искать счастья именно туда. Интересно нашли ли? Живы ли?

Пока я перебирал в памяти лица Одинцовцев, мой старый боевой товарищ взялся за свою работу, обычную работу обычного русского чекиста.

— Лиза, Павел, — Загребельный подошел к нашей молодой сталкерсокй смене и уселся напротив. — А ну, давайте, вспоминайте все что знаете об этом тумане, все что когда-нибудь видели и слышали.

— Мы только издалека его видели. Всего один раз, — призналась девушка. — Он очень быстро двигался, а потому находиться близко было опасно.

— Но туман был не такой плотный, это точно, — перебил сестру Пашка. — Ну, а этот хоть топором руби.

— Такс-с, понятно. Что еще? — Андрюха наморщил лоб, пытаясь понять дает ему что-либо эта информация или нет.

— Один мужик говорил, что видел в тумане что то, — сообщил пацан. При этом он понизил голос, словно речь шла о какой-то страшной тайне.

— Это ты о том, что Тараканыч болтал? — Лиза испытывающе уставилась на брата.

— А чего вы ему не верили? — Пашка ощетинился невидимыми колючками, как разъяренный ежик. — Он божился, что своими глазами видел.

— Да Тараканыч неделями не просыхал! — не сдавалась девушка. — А спьяну еще не такое привидится!

— Тараканыч, значит? — Леший наморщил лоб, пытаясь составить впечатление о персонаже из Пашкиного рассказа.

— Ну да, Тараканыч, — подтвердила Лиза. — Его сразу так все и прозвали. Такой весь из себя худой, маленький и усы вечно торчком, прямо как у таракана. Говорили, что он где-то запасы спиртного откопал. Никому не говорил, только сам хлестал втихаря. — Сообщая об этом, девушка брезгливо скривилась, тем самым выражая свое отношение как к личности Тараканыча, так и к проблеме алкоголизма в целом.

— Значит он что-то видел в тумане? — я вернул разговор к главному вопросу.

— Видел, — Пашка опередил сестру с ответом. — Он говорил, что светилось что-то в тумане. Вроде шара огромного, и он там летал.

— Внутри тумана? — уточнил капитан Соколовский.

— Ну да, внутри, — пацан кивнул. — Эта штука близко к краю не подходила, поэтому дядя Слава… — тут Пашка запнулся и поспешил уточнить: — Тараканыч, в смысле, ее не разглядел. Говорил только, что большая и красным мигала.

— Очень интересно, — Загребельный почесал затылок, — но вы нам лучше расскажите, как люди в тумане пропадали.

— Сперва просто разведчики и старатели из дальних рейдов возвращаться перестали. — Стала припоминать Лиза. — Потом пришла одна группа, сообщила туман идет, скорее всего ядовитый. Но никто особо беспокоиться не стал. Что мы ядовитых туманов никогда не видели? Рассеется ведь когда-нибудь. А пока все кто на юг уходили, стали с собой противогазы брать.

— У бойцов из папиного отряда тоже были противогазы, — угрюмо сообщил Пашка.

— Да, были, — Лиза невидящим взглядом смотрела в пустоту перед собой. — Папа взял с собой двадцать человек и ушел в Ракитное. Там тоже маленькое поселение было. Они южнее нас располагались. Папа говорил, что этот туман особенный и не похож на все остальные. Поэтому люде из Ракитного надо вывести, и как можно скорее.

Тут Лиза замолчала, и все, даже те кто никогда не слыхал о майоре Орлове, поняли чем закончился этот рейд. Молчал и я. Задумчиво уставившись в иллюминатор, пытался представить каким был отец моих юных друзей. Нет, конечно же не внешне. Откуда же я мог знать, как он выглядит? А вот кое-о чем другом, о том что скрывалось в груди у этого человека, сказать мог. Большая благородная душа и храброе горячее сердце. Цирк-зоопарк, только такой человек мог поставить на кон свою жизнь в надежде выиграть, вернуть, спасти десятки чужих.

Я смотрел сквозь замызганное стекло, боясь повернуть голову и взглянуть на Лизу и Пашку. Если сейчас подорвусь с места и кинусь их утешать, все получится как-то уж очень мягкотело, по-бабски, не достойно звания бойца, которое все мы возложили на свои плечи. Меня пожалуй даже сама ребятня не поймет. Так что лучше дать Орловым еще минуту-другую. Пусть возьмут себя в руки, окрепнут, вспомнят о том, ради чего мы оказались здесь.

— Пыль уже почти осела, — голос Лизы прозвучал в тишине очень громко. Он заставил опомниться, встрепенуться и осмыслить происходящее за бортом.

Большую часть открывающейся взгляду картинки по прежнему оставалась черной. И причина здесь крылась вовсе не в пыльном облаке, поднятой лопастями Ми-8. Она просто сама по себе была черной. Черная спекшаяся земля, черные холмы, черная линия горизонта.

— Что ж, пожалуй, теперь можно и оглядеться, — Леший потянулся за своим автоматом.

— Как далеко от границы тумана мы сели? — я нашел глазами Летяева.

— Где-то с километр, — тот ответил не раздумывая. — Но если эта дрянь движется, то тогда…

— Тогда нам будет ближе идти, — с этими словами я решительно поднялся на ноги.

Опубликовано 08.04.2012

Читать главу 2>>

Написать отзыв на книгу

Уважаемые читатели, здесь вы можете почитать ознакомительную версию романа. Полный текст можно скачать в форматах FB2, TXT, PDF по весьма скромной цене.